Немалая часть действующих литературных премий обращаются все же к будущему. Задачей своей эти премии ставят открытие молодых да талантливых с последующим превращением в завтрашних классиков, прокладывание путей, воспитание качественного читателя, именно того, что понесет этих завтрашних классиков с базара. «Новые Горизонты» не исключение, это видно из названия, да и фантастика, куда бы ее ни качало, это, прежде всего, о будущем и его достижении. Однако, «НГ» не только инструмент, но и индикатор, их появление – свидетельство вполне сложившегося в последние годы положения вещей.
Детской литературы у нас нет. Фантастика умерла, превратилась в зомби и умерла еще раз. «Большая» литература погрязла в бесконечной гальванизации самой себя, не очень успешной процедуре, ведь талоны на небесное электричество давно просрочены.
Спорить с подобными утверждениями надоело, да и бессмысленно – аргументы у алармистов весомые: детских писателей никто не знает – и правильно делают, всем им до Коваля как до Марса – пыхтеть – недопыхтеть; спасибо фантастам, благодаря их усилиям сохранены девственные леса Архангельской области, читатели давно уже не жадно покупают, а брезгливо качают; мейнстрим–лауреатов за пределами Садового кольца знают лишь немолодые разведенки с филологическим образованием, да и тех по пальцам пересчитать. Что с этим делать непонятно, особенно если учесть, что сложившееся положение устраивает многих, а скрипучая телега дальше едет. И едет, и едет. Да, писатели пеняют на тиражи и отсутствие рекламы, но каждый, кто хотел и не ленился, огородил себе небольшой участочек и возделывает его как может, а если не дорабатывается по литературной части, добирается по блогерской, где каждый сам себе и чтец, и жнец, и молодец. Распадение на литературные архипелаги и острова произошло не сегодня и не вчера, про это и писали, и спорили, и выхода никакого не нашли, поскольку все более узкая специализация – естественная ступень любой человеческой деятельности, будь то физика, биология или литература. Примерно об этом рассуждали герои «Далекой Радуги», чем дальше в лес, тем мельче с каждой горстью бисер. Опять же дрова и тупик.
Дров действительно стало сильно больше, компания энергичных нуль–физиков, засевших на Радуге, пребывает в счастливом неведении, склочничает и делит ульмотроны, и гребень Волны еще не поднялся над горизонтом, и лето, кажется, продлится долго, да. Но ни перепрыгнуть, ни поднырнуть не удастся, а мест на звездолете для всех не предусмотрено. Хотя предчувствия есть, так, некоторое беспокойство, птицы вдруг что–то передохли и земля стучит в лапы. И вот кто–то уже привычно шепчет «возьмемся за руки, чтоб не пропасть», и вот статья, бичующая творческое сектанство и литературное скитничество, вот премия «Новые горизонты» пытается перебросить мостики с островка на островок. Да и другие премии так или иначе стараются, фантасты частые гости в «Книгуру», романы с фантастическим элементом участвуют и побеждают в «Большой книге», самовар шумит вовсю, да и сова не отстает. Горизонт все ближе и ближе, путешествие продолжается.
Чем закончились дела на Далекой Радуге непонятно, кажется, все обошлось. Да и нуль–Т вполне себе заработал.
Литературная премия «Новые Горизонты» объявила номинационный список пятого премиального сезона. В этом году победитель будет назван на Петербургской Фантастической Ассамблее. Участие в церемонии награждения примет почетный гость Ассамблеи, американский писатель Джордж Мартин, автор знаменитой «Игры престолов».
В лонг-лист премии «Новые Горизонты-2017» вошли следующие произведения:
«Антивирус» Николая Горнова,
«Железный пар» Павла Крусанова,
«Золотые времена» Александра Силецкого,
«Калейдоскоп. Расходные материалы» Сергея Кузнецова,
«Кластер» Дмитрия Захарова,
«Крик родившихся завтра» Михаила Савеличева,
«Кризис на Ариадне-5» Алексея Шведова,
«Меня зовут I-45» Веры Огневой,
«Московские каникулы» Елены Клещенко,
«Повелители Новостей» Василия Мидянина,
«Своё время» Яны Дубинянской,
«ЧЯП» Эдуарда Веркина,
«Эверест» Тима Скоренко.
Традиционно для премии произведения номинационного списка демонстрируют разнообразие тем и стилей — в диапазоне от мистического тревелога Павла Крусанова до социальной антиутопии Веры Огневой, от гротеска «Золотых времен» до историософского «Калейдоскопа».
«Короткий список» и победителя премии определит жюри под председательством Андрея Василевского, главного редактора журнала «Новый мир».
Также в составе жюри:
Валерий Иванченко, литературный критик;
Константин Мильчин, литературный критик, журналист;
Артём Рондарев, музыкальный и литературный критик, журналист;
Константин Фрумкин, литературный критик, футуролог;
Галина Юзефович, литературный критик.
Премия «Новые горизонты» вручается с 2013 года. Цель премии – поощрить авторов, которые отважно исследуют территории, лежащие за пределами традиционных литературных полей. В центре внимания премии – произведения speculative fiction, «литературы воображения», оригинальные по тематике, образам и стилю. В прошлые годы премией были награждены Мария Галина за роман «Автохтоны», Владимир Аренев за повесть «Душница», Наиль Измайлов (Шамиль Идиатуллин) за роман «Убыр».
«Короткий список» премии будет назван в августе.
Более подробная информация о произведениях, вошедших в номинационный список (представления номинаторов, отзывы жюри) доступна на сайте премии.
Организаторы премии «Новые горизонты» попросили меня написать что-то вроде тронной речи в связи с присуждением премии. Поскольку я польщена и благодарна организаторам, номинатору и жюри, то с удовольствием согласилась. А поскольку премия тронных речей лауреатов прежде не практиковала, совершенно ясно, какая тема напрашивается. Я хочу поговорить здесь о важности неформатных и неформальных, безгонорарных (или символически-гонорарных премий), которые как ни странно, в плане символического капитала оказываются столь же весомы, как премии «большие». Никто, например, не убедит меня, что премия «Поэт» с, мягко говоря, внушительным денежным содержанием статуснее премии Андрея Белого; имей я возможность выбирать, я предпочла бы вторую. Здесь значение имеет то, насколько весомо в твоем литературном околотке мнение экспертного сообщества; и сплошь и рядом бывает так, что мнение экспертного сообщества оказывается, в буквальном смысле, – дороже денег. Статусность премии зависит не только (и не столько) от денежного содержания, а от репутации – как номинирующих, так и номинируемых; и репутационный ущерб в этом смысле может быть невосполнимой потерей.
В поэзии, где распределяется в основном символический, а не реальный капитал, таких безгонорарных, но высоко-репутационных премий немало: уже упомянутая премия Андрея Белого; новомирская премия «Anthologia», присуждаемая экспертным советом из 6 человек; премия «Различие» (три «младокритика» и примкнувший к ним сменяемый ежегодно 4-й член жюри); премия им. Аркадия Драгомощенко и т.д. В прозе таких премий существенно меньше — та же премия Андрея Белого в одной из номинаций присуждается за прозу, причем прозу «неформатную», и, кажется, все. Причина этого мне не очень понятна, но все российские статусные прозаические премии – денежные (навскидку – «Русский Букер», «НОС», «Большая книга», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна»). Попытки внедрить премии высокостатусные, но малоденежные, увы, закончились закрытием премий (премии за рассказ и повесть, присуждаемые соответственно экспертными советами журналов «Новый мир» и «Знамя», перестали существовать просто в силу прекращения финансирования). Я не знаю, чем объясняется этот факт, возможно тем, что проза так или иначе связана с капитализацией усилий, как издательских, так и авторских.
Как ни парадоксально, но в такой на первый взгляд коммерческой литературе, как фантастика, дела обстоят иначе – почти все премии (за исключением АБС-премии, о которой я скажу позже) не имеют денежного содержания. Часть из них присуждается голосованием широкого фантастического сообщества, и потому мы сейчас на них останавливаться не будем, но часть – узким экспертным сообществом. Причем вполне легитимным и весомым оказывается в данном случае мнение даже одного эксперта (достаточно долго просуществовали премии «Мимоид» и «Мраморный фавн», присуждавшиеся соответственно критиками и исследователями фантастики Владимиром Борисовым и Михаилом Назаренко). Это, конечно, говорит о статусе Борисова и Назаренко в первую очередь – но еще и повышает репутацию любого из награжденных этой премией; учитывая, что и у других награжденных ею репутация достаточно высока. Мне лестно, что я была лауреатом обеих, но это не так важно – хотя, конечно, важно.
Почему фантастика в этой области смыкается с поэзией, для меня загадка, но вообще-то фантастика смыкается с поэзией и в ряде других своих качеств – например, в склонности с одной стороны к узкой групповщине, с другой – к широким, развернутым наружу форматам вроде поэтических фестивалей и фантастических конвентов. Никто не знает ничего о «цехе мейнстримовских прозаиков», но о цехе поэтов и цехе фантастов вполне можно говорить. Даже детективщики, склонные придумывать свои премии и объединяться в клубы, не отличаются такой тягой к себе подобным и не оценивают публично тексты друг друга с такой степенью вовлеченности и горячности, ревности, отторжения или симпатии и восхищения. Степень взаимного влияния в плане смыслов, идей и приемов тут тоже гораздо выше, чем в среднем по палате.
Тут бы самое время ввернуть, что общее у фантастики и поэзии есть и в другом, более возвышенном плане: фантастика, как и поэзия, работает с развернутой метафорой и занимается «большими вещами» – предназначением человека и человечества, метафизикой и эсхатологией. Понятное дело, я говорю о штучных вещах, бездонные объемы поэтической графомании и фантастические опусы типа «Битвы космических пауков-2», как выражается коллега Березин, я вывожу за скобки. Но дело, как мне кажется, не в этом (хотя поэты не стесняются признавать, что любят и читают фантастику, а фантасты любят поэзию, хотя с моей точки зрения немножко не ту). Здесь, как ни печально, дело в маргинальности этих жанров. А может, и не печально, поскольку хороший литературный текст и должен быть маргинален. Маргинальный статус предполагает особую чуткость к символическому капиталу, в частности, к оценке товарищей по цеху – и в этом смысле премии, подобные поэтическому «Различию» или фантастическим «Новым горизонтам», имеют мощнейшую психотерапевтическую функцию, подтверждая статус каждого отдельного литератора (и шире – совокупности литераторов, представленных премиальными списками). Здесь статус тех, кто получает премию, как бы подпитывает статус тех, кто эту премию вручает, – и наоборот. В этом смысле, если мы будем говорить о фантастике, показательна АБС-премия, которая, несмотря на то, что имеет денежное содержание, всегда была премией элитарной, именно в силу статусности ее номинационной комиссии и экспертного совета, и, в данном конкретном случае, премии «Новые горизонты». Иными словами, если вы являетесь элитой данного сообщества, то и премия ваша будет элитной. Или наоборот, если вы раз за разом попадаете в яблочко, награждая элитные тексты, то премия в конце концов станет элитной. Главное – это обеспечить премиальный процесс какой-никакой информационной поддержкой, и именно этим я и занимаюсь, сочиняя этот текст.
Да, так вот, «Новые горизонты»… Они, помимо всего прочего, хороши тем, что сталкивают лбами тексты условно мейнстримовские и тексты условно жанровые, за счет чего видны достоинства и недостатки и тех, и других; мейстримовские далеко не всегда захватывают с первых страниц, да и вообще в массе своей брезгуют авантюрным сюжетом, жанровые – предпочитают опираться на проверенные ходы, как сюжетные, так и стилистические. И тем, и другим хорошо бы позаимствовать друг у друга сильные стороны. Таким опытом почти невозможно пользоваться осознанно и рационально, но будем надеяться, что кто-то не только поставит себе эту задачу, но и выполнит ее, хотя бы в первом приближении. Есть еще и надежда на то, что у кого-то это получится просто так, ни с того ни с сего, в силу самой природы письма, – и именно «Новые горизонты» помогут высветить этот текст и вывести его за рамки сообщества, благодаря стратегии этой премии – в частности, тому, что в работу жюри разумно привлечены представители мейнстримовской критики. Лично я – завершая этот длинный и нудный опус – очень рада, что мне не пришлось конкурировать с коллегой Жарковским. Или коллегой Данихновым.
Настоящая повесть написана в почтенном жанре антиутопии, притом – антиутопии орвеллианского типа: дело здесь, сколько можно судить (маркеры реальности тут все фрагментированы и разбросаны по тексту так, что по ним цельной картины составить невозможно), происходит в России недалекого будущего, в которой, после некоторой Войны с остальным миром (в результате которой мир то ли наполовину стерт с лица земли, то ли нет) победили реакционные силы, она управляется неким Старостатом, то есть, советом, который возглавляет Староста, и проводит политику, связанную по большей части с показухой, ложью и поиском внешних и внутренних врагов.
Повесть в меру злободневна, в ней имеется прямое упоминание Крыма, которого в мире, описанном здесь, больше нет (что бы это ни значило), и завуалированное – Украины: «Рукой он показывал в сторону корабля под странным флагом неизвестного Герману государства: флаг был наполовину синий, наполовину белый или желтый, теперь уже не определить». В полном согласии с орвеллианской эстетикой мир победившего патриотизма – место безрадостное: машины еле ездят, ощущается настоятельная нехватка всех ресурсов, в домах героев царит разруха, с технологиями тоже все кое-как, люди щелкают какие-то тумблеры и пользуются хрипящими радиоприемниками. Среди обладающих идеологической и политической властью социальных групп здесь упоминаются какие-то родноверы, казаки, ветераны, общественные организации, также имеется проспект Матерей, — словом, налицо весь набор «победившей национальной духовности», такой же неизбежный, как и выражения лиц матрешек, форма балалайки и прочий облик анекдотических маркеров российской самобытности.
Есть тут, правда, сюжет, которого я не понял, возможно, в силу своего незнакомства с более подробным контекстом создания данной вещи: в мире наряду с людьми обитают какие-то говорящие зверюшки и, в первую очередь, медведи, которые здесь низведены на роль колониального пролетариата, работают на стройках и в порту (за вычетом ренегатов, которые подвизаются в СМИ и копят ресентимент) и вдобавок постоянно подвергаются патриотическим наскокам со стороны людей. Толку от этих медведей для наличного сюжета ноль, откуда они взялись (как в тексте, так и вне его) – я не понял, так что записал их в разряд необъясненных курьезов.
Повесть так или иначе вращается вокруг людей, связанных со средствами массовой информации, среди которых один мужчина и две женщины; мужчина – слабохарактерный рохля, женщины – невротизированные окружающим цинизмом дамы, словом, готовый набор для советского фильма про интеллигенцию; одна из женщин описывает свой идеал мужчины как человека с ямочкой на подбородке, так что я бы по части гендерной психологии автору не очень верил. Все они по работе транслируют, как нетрудно догадаться, точку зрения официоза, то есть, наглую ложь бочками, и почти все так или иначе ненавидят себя за это. Пружину сюжета (очень слабую, если честно) составляет упоминание о наличии какого-то оппозиционного подпольного радио, которое вещает Правду и которое надо слушать, укрывшись от посторонних глаз; естественно, спустя пару сюжетных ходов выясняется, что радио это слушают все в стране, а еще чуть спустя – и то, что радио это финансируется властями, а циничные подонки, работающие на нем, глумливо называют себя «либеральной гидрой».
Собственно, здесь можно было бы рецензию и закончить, так как диспозиция всем, кто интересуется нашей идеологической жизнью, и так ясна, но я все же добавлю несколько соображений.
Если бы на эту повесть нужно было наложить какую-либо идеологическую резолюцию (а в последние три года с нашей фантастикой произошло такое, что без подобной резолюции мало какая наша фантастическая книга имеет смысл), то я бы поставил резолюцию «Идеологически выдержанная».
Смысл тут в том, что у нас есть, разумеется, целый спектр фантастических произведений, так или иначе представляющих «патриотическую» линию: от мутного вала романов про попаданцев, которые вместе с Иисусом и Лаврентием Палычем Берией дают поджопник мировому капиталу и либерастии, до какой-то более-менее авторской продукции, которую я тут перечислять не буду – все, кому интересно, ее и так знают. Но это инструмент очень грубый: романы про попаданцев являются постоянным предметом зубоскальства в сети, они не работают в случае с человеком, имеющим хотя бы какой-то доступ к информации. Для последних нашей идеологией придумано нечто более изощренное: а именно тот сорт политического релятивизма, за который в Британии регулярно пытаются прикрыть RT и который недавно в полном объеме обнаружил себя при истории с допинговым скандалом. Эта та форма рассуждения, в рамках которой утверждается, что допинг используют все, а ловят только тех, кого надо вашингтонскому обкому; что мир, в целом – порядочная клоака, и в нем уважающее себя государство должно вести себя соответственно (блогеры именно на этом месте обычно пишут слово realpolitik); что идеалов нет, все замазаны, и правда – она только у того, кто ловчее и кто крепче держится за свою ложь.
Так вот, повесть, о которой тут идет речь, негативно воспроизводит подобную форму суждения.
В ней сказано о том, что мир дрянь, катится в ад, сопротивление в нем возможно только в виде мимесиса под реальность, желательно при этом – на деньги власти. Опереточность власти, выведенная здесь, ее почти анекдотическая русопятость, — работает ровно на это представление: смотрите, как бы говорится тут, даже такая водевильная власть способна держать вас в узде, потому что это не она – это вы сами держите себя в узде. Народ оболванили журналисты, верно, — но сами журналисты такие же болваны, как народ, они могут только пить и бояться. Сопротивление невозможно, ибо вы сопротивляетесь себе, своему низкому, гадкому, конформному нутру. Смиритесь, вы сами этого хотели.
И это именно то, что транслирует сейчас в массы власть – посредством опереточных телеведущих, опереточных писателей, опереточных сенаторов, опереточной оппозиции, которая исправно играет надетую на нее роль либерастов и регулярно оказывается финансируемой властными структурами.
И вот именно этот тотальный нигилизм, превращенный в статус кво, находит свое отражение в данной повести.
Я не знаю, какими мотивами руководствовался ее автор. Может быть, он искренний пессимист и не верит в возможность каких бы то ни было положительных социальных сдвигов. Возможно, он хотел, «как Оруэлл», показать, что наш социум обречен. Но тут есть разница: роман Оруэлла – это история о том, как носитель гуманистической морали столкнулся с Левиафаном и проиграл, в общем, в довольно тяжелой борьбе. Наличие в нем Уинстона Смита – это, собственно, основной оптимистический его посыл: там, где есть место Смиту, есть место и другим, как бы ни была незавидна их судьба; Смит в этом смысле представляет собой траву, которая всегда растет через бетон, он – часть онтологии мира, и только поэтому герой, а не оттого, что он попытался как-то нагадить Большому Брату.
В настоящей повести единственный человек, который отваживается на какой-то бунт, – настолько раздавленная, настолько нелепая, настолько мотивированная своими предыдущими обидами фигура, что записать ее в носители гуманистического идеала нет никаких возможностей: то, что вместо бунта этот человек устроит какой-то балаган с бухлом и истерикой – очевидно с самого начала. У Оруэлла был конфликт мировоззрений: здесь лишь конфликт неврозов. Невротична власть, которой для поддержания порядка необходимо прибегать к нелепейшим символам и ритуалам, и невротичен противостоящий ей персонаж. Дуб дерево, роза – цветок, либерасты продажны, реакция непобедима. Всех жаль, всем спасибо.
Люди на зарплате аплодируют стоя – вне зависимости от того, на чьей стороне автор.
Увлекательный детективный квест про зарождение Матрицы.
В недалёком будущем книги списали в утиль, телевизоры остались только у пенсионеров. Население получает информацию и развлекается при помощи «морфоскриптов» — роликов с эффектом присутствия, позволяющих побывать свидетелем/участником событий и персонажем выдуманных историй. Мелкие детали в скриптах прописаны не слишком тщательно, отличить их от реальности можно, особенно если ты профессионал. Такой, как главный герой — талантливый морфоскриптор, в настоящее время зарабатывающий тестированием чужой продукции. И вот однажды ему попадается скрипт, настольно качественно сделанный, что он путает его с действительностью. А после обнаруживает, что кое-какие элементы того обманного скрипта начинают появляться в собственной настоящей жизни. Тогда как сам он давно одержим идеей программы, которая моделировала бы наш мир полностью.
Признаюсь, что не люблю истории с виртуальной реальностью. В сущности, это такой же обман, как истории с галлюцинациями или последующим пробуждением. Это слишком лёгкий ход для сочинителя, он обесценивает всё придуманное. Но роман Прошкина сделан так, что проглатывается разом и не даёт заскучать. При том не сказать, что он прекрасно написан. Работа профессиональная, но не совсем ровная. Местами очень хорошо, в основном хорошо достаточно, а кое-где сляпано на скорую руку. (К тому же маловато убедительного экшна и секс какой-то поверхностный, для 6+). Но всё ясно-зримо-понятно (что, в сущности, главное требование к беллетристике), а сюжет и темп его подачи таковы, что отрываться не хочется. При том роман с идеями — может быть не оригинальными, но скомбинированными в малопредсказуемую конструкцию. Возможно, финал мог быть более ударным. Ближе к развязке там начинают мерещиться всякие глобальные повороты, вроде пролога к фильму Матрица, однако кончается всё благостно, с призами победителю, а становление власти машин, выходит, ещё впереди.
О «Драйвере Заката» можно сказать ровно то же самое, что и про «Розу и червя» Ибатуллина. Это редкий сейчас настоящий научно-фантастический роман хорошего качества. Вполне традиционный, без прорывов и революций. По большому счёту, роман рядовой. Но на тусклом фоне нынешней жанровой литературы он блистает... и т.д., и т.п.
С лучшими зарубежными образцами сравнивать не буду, поскольку не знаком с ними. Филип Дик, мне кажется, от такой вещи не отказался бы. Высокий класс работы виден здесь в конструировании сюжета, в большинстве диалогов, в грамотно выстроенном внутреннем монологе героя, в умении заставить играть все детали... Короче, прочим сочинителям и сценаристам стоит учиться. Художественной прозой это не назовёшь – что да, то да. Но чистота жанра дорого стоит.